AZ-libr.ру

информационный портал





Шторм Георгий Петрович [24.09.1898-24.07.1978]

Шторм Георгий Петрович
       [12(24).9.1898, Ростов-на-Дону — 24.7.1978, Москва]
       — прозаик.
       Родился в семье служащих. В 1919 окончил гимназию в Запорожье, с 1919 по 1921 учился на историко-филологическом факультете Донского университета (Ростов), в 1921 переехал в Москву. В начале Великой Отечественной войны Шторм был в народном ополчении, затем жил в Казахстане и работал на Алма-атинской киностудии и на республиканском радио, в 1943 вернулся в Москву (Горький и советские писатели. Неизданная переписка. М., 1963. С.700).
       Первая литературная публикация Шторм — поэма «Карма йога» относится к студенческому времени (Ростов, 1921), за ней последовала повесть «Норд-Ост» (1924).
       В 1932 началась переписка Шторма с Горьким, их личное знакомство состоялось в 1933.
       В 1936 Шторм почти 3 месяца гостил у Горького в Тессели (Крым). Горький поддерживал литературные начинания Шторм, привлек его к работе над созданием «Истории деревни» и «Истории Горьковского края». В статье «О литературе» Горький поставил имя Шторма в одном ряду с именами создателей «подлинного высокохудожественного советского исторического романа» А.Чапыгина, О.Форш, Ю.Тынянова, отметив «талантливую "Повесть о Болотникове''» Шторма. Положительной оценки Горького удостоился и роман Шторма «Труды и дни Михаила Ломоносова». Русская история станет главным предметом художественного исследования писателя, занявшего видное место в советской исторической прозе. Из «русской линии» выпадает «Повесть о мудром Хикаре» (1933), по словам писателя, «вольная реконструкция одного мирового памятника, от которого уцелели только одни лоскутья», но в котором «дышит подлинный классический Восток».
       В 1926 Шторм публикует «Ироический сказ о походе на половцев князя Новгород Северского Игоря» (Красная новь. 1926. №3). По рекомендации Горького издательство Academia привлекает Шторма к работе над художественным переводом «Слова о полку Игореве». Изданный в 1934 перевод Шторма был одним из первых по времени советским художественным переводом древнерусского памятника. Работа Шторма была одобрена Горьким, привлекла внимание научной и литературной общественности. В «Повести о Болотникове» (1929), открывшей важный исторический пласт, еще художественно не исследованный, Шторм внимателен к московскому быту начала XVII в. Его описания конкретны и точны. Шторм важно показать, как и почему нарастала волна народного возмущения, вылившегося в восстание. Исторически точно изображены его главные вехи (победа над войсками Шуйского, сражение под Москвой, оборона Калуги).
       Данных о жизни Болотникова сохранилось мало, писатель использовал свое право на художественный вымысел и домысел (воздействие на героя легенд и преданий о незамерзающем Волхове в том месте, где Иван Грозный топил новгородцев, «Города солнца» Т.Кампанеллы). Образ Болотникова подан в романтическом ореоле. Шторм стремится передать языковый колорит XVII в. «Язык не может быть отлучен от своих корней,— писал Шторм,— мы пришли на готовое и не говорим: "До нас ничего не было". Все дело в отборе материала, что и как из него можно извлечь» (Новый мир. 1930. №5. С.203). Критика упрекала Шторм в некоторой идеализации образа Болотникова, в несколько излишнем увлечении архаизмами и историзмами. Известные исследователи исторического романа (М.Серебрянский, Р.Мессер, Ю.Андреев, И.Изотов, С.Петров) не обошли вниманием «Повесть о Болотникове».
       Роман «Труды и дни Михаила Ломоносова» впервые был опубликован в 1931 (Октябрь. 1931. №3-6). Шторм одним из первых попытался создать художественный портрет Ломоносова. Сложной для писателя оказалась проблема отбора материала, обильного и разнообразного. Отчасти это обстоятельство объясняет особенности композиции: писатель воссоздает отдельные эпизоды из жизни Ломоносова, ограниченные 1735-м и кончиной русского гения. Они перемежаются «иллюминациями» (полное название первых изданий романа — «Труды и дни Михаила Ломоносова. Обозрение в 9 главах и 6 иллюминациях»), призванными передать характерные черты образа времени. Назначение «иллюминаций» — показать гениальную личность во взаимодействии с эпохой, в противостоянии ей.
       Главная задача писателя реализована — Ломоносов представлен гениальной личностью, колоссально одаренной в самых разных областях, человеком, обогатившим своими открытиями мировую науку, намного опередившим свое время. Оттенена русская национальная доминанта в помыслах и делах Ломоносова. Горький одобрил труд Шторма, отметив, что «воспитательное значение этой вещи всесторонне значительно и полезно для молодежи...» (Горький и советские писатели. Неизданная переписка. ЛН. Т.70. М., 1963. С.700). Критика 1930-х упрекала Шторма в разорванности композиции, в увлечении цитированием разного рода источников.
       В Детиздате, с которым писатель активно сотрудничал (с 1939 по 1947 был членом редсовета Детиздата и «Советского писателя»), выходят его книги «На поле Куликовом» (1938), «Полтава» (1939), «Подвиги Святослава» (1947). В годы Великой Отечественной войны у Шторма возникает замысел книги об адмирале Ушакове (в 1944 был утвержден орден им. Ушакова). В 1946 в Детиздате выходит книга «Флотоводец Ушаков», в 1948 она издается «Советским писателем».
       В 1954 Военное издательство публикует книгу Шторма «Страницы морской славы». Эта книга существенно отличается от более раннего романа об Ушакове. В ней значительно расширен исторический фон, писатель вводит материалы по истории общественного движения в России 1770-1800-х. По словам писателя, он «предпринимает попытку заново исследовать источники традиционных биографий Ф.Ф.Ушакова, А.Н.Радищева и ряда их современников, выявить в этих источниках "белые пятна" и по возможности устранить их». Попытка в главном оказалась реализованной. Начиная с издания 1959, «Страницы морской славы» выходят под названием «Дети доброй надежды». Историческая хроника Шторма открывается картиной проводов Ломоносова в последний путь: «Шли хранители его заветов, поборники истинной науки, "дети доброй надежды", как называли в то время выдающихся русских молодых людей». В центре внимания хроники Шторма — Ф.Ф.Ушаков, история формирования идей адмирала, его сосредоточенность на строительстве флота, разработка новой боевой тактики.
       Мастерски выписаны писателем батальные сцены, посвященные крупным победам Ушакова. Шторм ставит своего героя в различные служебные и житейские ситуации, раскрывает его взгляд на мир, на место России в мире, передает мысли и раздумья героя. Чувство национального достоинства, действенная любовь к Отчизне, вера в ее исторические перспективы — характерная черта Ушакова и его друзей, «детей доброй надежды». Историческую хронику Шторм завершает словами Суворова, пророческими и сбывшимися: «Тщетно двинется на Россию вся Европа. Она найдет там Фермопилы, Леонида и свой гроб».
       В эпилоге Шторм расскажет о «железной кованой укладке», в которой Ушаков хранил толстую тетрадь. По одним местным легендам и преданиям, это были «записки» самого Ушакова, по другим — «то была самая тайная русская рукописная книга, которую не полагалось читать в те года». Речь идет о тайном списке «Путешествия из Петербурга в Москву» и о новом замысле Шторма, который воплотится в его художественныом исследовании «Потаенный Радищев» (1965; 2-е изд. 1968). Подзаголовок «Вторая жизнь "Путешествия из Петербурга в Москву"» — объясняет творческую задачу автора доказать, что после возвращения из ссылки Радищев морально не сломлен, он продолжает работу над «Путешествием» и организует тайную переписку с Санасарским монастырем.
       Архивные поиски, встречи с потомками известных в XVIII в. фамилий, краеведами, историками, простыми людьми, современниками Шторма — весь этот обильный и разнообразный материал цементирует образ автора, неутомимого исследователя, пытающегося раскрыть пока неизвестные факты истории русской литературы и общественной мысли. Шторм включает главки «Из записной книжки автора», «Мысли на дороге», счастливо соединяет в себе пытливого исследователя и одаренного художника.
       Первая публикация «Потаенного Радищева» вызвала оживленный обмен впечатлениями. Точки зрения были противоположными. Состоялось обсуждение в Пушкинском Доме. Во 2-м издании (1968) Шторм ввел дополнительные материалы, привлек ранее не известные факты.
       Перу Шторм принадлежат публикации в академических изданиях — «Неизвестные страницы В.В.Попугаева», «Новое о Пушкине и Карамзине» (Известия Академии Наук СССР, Отделение литературы и языка. Т.18. Вып.1. 1959; Т.19. Вып.2. 1960), а также многочисленные литературные рецензии, отклики на монографии историков (о книгах И.Смирнова «Восстание Болотникова», А.Морозова «Михаил Васильевич Ломоносов»).

Соч.:
       Повесть о Болотникове. М., 1930;
       Повесть о мудром Хикаре // Год XVI: альм. 2-й. М., 1933;
       Труды и дни Михаила Ломоносова. М., 1933;
       На поле Куликовом. М., 1938;
       Флотоводец Ушаков. М., 1948;
       Страницы морской славы. М., 1954;
       Дети доброй надежды. М., 1959;
       Потаенный Радищев. М., 1965;
       Потаенный Радищев. Изд. испр. и доп. М., 1968;
       Избранные произведения: в 2 т. / вступ. статья М.Козьмина. М., 1985;
       Слово о полку Игореве / редакция древнерусского текста и пер. С.Шамбинаго и В.Ржиги; пер. С.Шервинского и Георгия Шторма; рец. и вступ. статья В.Невского. М., 1934.

Лит.:
       Горький М. О литературе (1930) // СС: в 30 т. Т.25. С.254;
       Богословский Н. Роман о Ломоносове // Новый мир. 1933. №7-8;
       Тучин В. Ломоносов как литературная тема // Звезда Севера. 1933. №10;
       Чуковский К. Искусство перевода. М.; Л., 1936;
       Лебедев В. Восстание Ивана Болотникова // Шторм Г. Повесть о Болотникове. М., 1937;
       Скосырев П. О художественных переводах «Слова о полку Игореве». Опыт обзора // Знамя. 1938. №5;
       Тарле Б. Об исторической библиотеке Детиздата // Детская литература. 1940. №11-12;
       Виноградова В. «Слово о полку Игореве» в переводах Г.Шторма, С.Шервинского, И.Новикова и А.Югова // «Слово о полку Игореве»: сб. исследований и статей. М.; Л., 1950;
       Робинсон А. Проблема перевода «Слова о полку Игореве». К итогам совещания при Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР // Вестник АН СССР. 1951. №12;
       Западов А. Страницы морской славы // Знамя. 1956. №1;
       Западов А. Предисловие к публикации отрывков из книги «Потаенный Радищев» // Новый мир. 1964. №11;
       Светлов Л. По поводу работы Шторма «Потаенный Радищев» // Философские науки. 1965. №5;
       Андроников И. О новом жанре // Андроников И. Я хочу рассказать вам... М., 1965;
       Горький и советские писатели. Неизданная переписка. Пять писем Горького Шторму // ЛН. Т.70. М., 1969;
       Козьмин М. Дар художника, труд историка: [вступ. статья] // Избранные произведения: в 2 т. М., 1985;
       Творогов О.В. Шторм Георгий Петрович // Энциклопедия «Слово о полку Игореве». Т.5. СПб., 1995. С.242-243.

А.И.Филатова

Шубин Павел Николаевич
       [14(27).3.1914, Чернявск Елецкого у. Орловской губ.— 11.4.1951, Москва]
       — поэт.
       Родился в семье сельского пролетария — слесаря на бумажном комбинате. Мать была неграмотной, но знала много стихов, читала их детям, что запомнилось поэту. Был последним — одиннадцатым — ребенком. 15-летним подростком Шубин уезжает в Ленинград, к сестре. Работает слесарем на Ленинградском металлическом заводе им. Сталина (1929-33), одновременно учится на вечернем отделении конструкторского техникума (окончил в 1932). Именно в эти годы начинает печататься в ленинградских журналах («Резец», «Звезда»). Лучшие из ранних стихов войдут в первый сб. «Ветер в лицо» (1937). В 1933 по путевке завода Шубин поступает на филологический факультет педагогического института им. А.И.Герцена. Окончив его (1938), переезжает в Москву, становится членом Союза советских писателей. В 1940 выходит второй сборник поэта «Парус».
       Своеобразие предвоенного поэтического облика Шубина определяло соединение в нем традиционной для 1930-х пафосно-оптимистической декларативности и глубоко личностного переживания конкретных мгновений бытия. Шубин стремится передать свою увлеченность окружающим миром, любовь к мельчайшим его подробностям, в которых проступают очертания «малой родины» и открываются целые микромиры, в них его лирический герой обретает ощущение бесконечности времени и пространства. Стихи Шубина населены живыми образами из мира природы, точность и живописность их говорят о наблюдательности молодого поэта, об отличном владении стихотворной техникой. Именно своей погруженностью в живой мир поэзия Шубина попадает в зону внимания критики и читателей в середине 1930-х, когда после многолетней «опалы» происходит «реабилитация» лирики природы. В стихах Шубина мир предстает динамичным, звучным и чувственно-выразительным. Колористическая сдержанность компенсируется богатой гаммой запахов: «будет душен черемухи запах», «горько пахнет степная полынь», «пахнут хмелем сухим баштаны...». Зерном его поэтической философии стало представление о непреходящей ценности человеческого бытия. Почти детская мечта о сохранении «вечной сказки» природы будет с поэтом всегда, станет своеобразным нравственным критерием оценки действительности («Ясная, израненная сказка, / Разве ты не прежняя, другая?..» — 1946).
       «Простые подробности» Родины уживаются в ранней поэзии Шубина с высокой юношеской романтикой, на что указывают названия первых сборников. Парус как знак романтически-приподнятого восприятия будней станет лейтмотивом в творчестве Шубина. Среди литературных кумиров, чьи уроки были сознательно восприняты поэтом,— Бунин и Пришвин, у которых он учится не только стилю, но и постижению красоты земли, а также Лермонтов и Блок, волновавшие Шубина высокими романтическими порывами духа. В конце 1930-х сгущающаяся атмосфера предгрозья зазвучала в стихах Шубина и его поэтических ровесников (К.Симонова, М.Дудина, А.Лебедева и др.) темами гражданского подвига и «большой» Родины. У Шубин они переплетены мотивом памяти: от «беспамятства» юности — к апологии «корней», связывающих временные пласты как в пределах одной жизни («Память»), в жизни поколения («Товарищ»), так и в жизни всей нации («Над Донцом»). Идущее от Пушкина, Бунина, Блока шубинское понимание своей связи с прошлым, настоящим и будущим Родины звучит в одном из его лучших довоенных стихотворений «Навстречу стремнине бредущие вброд...», в трех небольших поэмах — «Слово об Иоване Зрини», «Котовцы», «Товарищ».
       Наивысшим взлетом в творческой биографии Шубина стала фронтовая лирика. Во время Великой Отечественной войны Шубин был вначале солдатом, затем сотрудником газет Волховского, Карельского фронтов, был в Заполярье, Норвегии, участвовал в 1945 в Дальневосточной военной кампании. Современники поэта — участники войны — вспоминали о его отчаянной храбрости, об умении быстро принять решение. Об этом говорят и боевые награды Шубин — ордена Отечественной войны 2-й степени и Красной Звезды, многие медали. Его стихи, написанные о реальных участниках боев, издавались политуправлениями фронтов отдельными книжечками («Во имя жизни» — 1943, «Герои нашего фронта» — 1945 и др.). Многие из стихов Шубина создавались как песенные тексты. «Волховскую застольную» (1942) распевал весь фронт, впоследствии она стала одним из поэтических символов Великой Отечественной. Личный солдатский опыт, вероятно, во многом предопределил одно из главных качеств военной поэзии Шубина — ее глубокий психологизм, точность и выразительность изображения переживаний человека в экстремальных ситуациях, в трагических обстоятельствах перед лицом смерти.
       В 1943 Шубин входит в зенит своей творческой биографии. К этому времени создано лучшее в его военной лирике («Верность», «Шофер», «Изба у дороги», «Полмига»). Стихотворение «Полмига» — одно из вершинных в русской поэзии. И без того популярный среди фронтовиков, Шубин после его публикации был назван «старшиной поэтических сил» Волховского фронта.
       Война обострила в Шубин чувство времени. Не утрачивая исторической памяти, поэт открывает небывалую емкость мгновения (и даже полумига) настоящего. Мотив этот звучит в целом ряде стихов: «Разведчик», «Солдат» («Зеленой ракетой...»), «Верность» и других. Словно замедленные фрагменты кинохроники, мгновения оказываются у Шубина вырванными из потока времени и по существу приравниваются вечности, обретая при этом внутреннюю завершенность. Фронтовая поэзия Шубина многотемна, разнообразна в жанровом отношении. Интересны страницы любовной лирики («Несмеяна», «Портрет», «Маленькие руки»), поэтические очерки, стихи балладного звучания. Военные баллады Шубина («Трое», «Снайпер», «Шофер», «Пакет» и др.) — явление самобытное. Соединяя тихоновскую «балладу-скорость» с психологической балладой в духе Твардовского, он ведет свое исследование природы подвига. Герои шубинских баллад — представители различных фронтовых профессий (летчик, пехотинец, шофер, снайпер, разведчик). Личностный опыт лирического героя Шубина расширяется за счет такого инобытия.
       Одной из основных тем лирики Шубина в период завершения войны и первых послевоенных лет становится тема обличения войны как катастрофы общечеловеческого масштаба, что было созвучно общепоэтическому контексту середины 1940-х. Интерпретируя мотив «дома у дороги», Шубин дает свое лирико-символическое изображение страшных итогов войны. Для поэта «дом» — это природа, и потому толстовский мотив войны как безумия развивается у него антропоморфизиро-ванными описаниями страданий животных (лошадь — «седая», мучится «по-человечьи», «кончается, как умирают дети»), скорбным реестром утрат, где в одном ряду оказываются его «товарищи по битвам — мертвые деревья и солдаты». Критик В.Перцов в 1946 усмотрел в приведенной строке отступление от гуманистических и политических идеалов, социальных ориентиров (Русская поэзия в 1946 году // Новый мир. 1947. №3. С.180). Но для Шубина человек и природа неразрывно, «семейно» соединены, и потому счет утратам он упорно ведет общий: «убитые села» и «изрубленные деревья». В стихах норвежского цикла («В Киркенесе», «Далекая Лица», «В фиордах» и др.) углубляется мысль о войне как о всечеловеческой катастрофе, преступлении против естественных основ бытия.
       Конец 1945-го и 1946-й были для Шубина достаточно удачными. «Толстые» журналы публикуют подборки его стихов. Поэт готовит к изданию сборник, основу которых составляют жестко отобранные автором стихи военных лет. Книги вскоре выходят одна за другой: 1947 — «Моя звезда», 1948 — «Солдаты», 1949 — «Дороги, годы, города». В первый послевоенный год Ш. написал немало новых ярких произведений («Август», «Живая песня», «В Лапландских снегах», «Современники» и др.). Главное в них — осмысление произошедшей трагедии, ощущения человека, трудно входящего в мирную жизнь. В этот период Шубин явно тяготеет к крупным формам, о чем говорят его циклы стихов («Осень», «Август», «Современники»), незаконченная поэма «Битва на Свири» (1951). Темы памяти и возвращения — центральные в поэтическом «повторном военном цикле» (И.Новиченко) — стали основными и в шубинском послевоенном творчестве. Как и поэты-сверстники, Шубин размышляет об уроках войны, о страшном опыте своего поколения, всматривается в первые признаки возрождения «сказки». Знаком возвращения человека в свой разрушенный «дом», символом возрождения становится у Шубина «новый лебедь с древнею резьбою», что плывет «над новою избою».
       В конце 1946 Шубин вместе с рядом поэтов-фронтовиков попадает в «опалу» у критики. Начало положила названная статья В.Перцова, написанная в свете печально известного «Постановления» 1946. Вслед за Ахматовой, Пастернаком, Гудзенко, Смеляковым Шубин был обвинен в «политической бесхребетности» за «коленопреклоненное» отношение к природе, «неоправданные исторические аналогии». Борьба критики с «плакальщиками» — поэтами военной темы, обвинение их в «ущербности» (С.Трегуб) привели к тому, что часть из них — и Шубин в том числе — сочли для себя военную тему закрытой. Для Шубина это стало одной из причин творческого кризиса. В последующие годы он пишет мало, по 5-6 стихотворений в год. В основном это были пафосные «бесконфликтные» перепевы «географических» стихов в духе 1930-х о «большой» Родине, освоении природы. Спровоцированная критикой авральная перестройка на мирные темы в творчестве Шубина серьезных художественных результатов не дала. В эти годы энергия Шубина находит применение в переводах стихов поэтов народов СССР. Работая с подстрочниками, он переводит с казахского, литовского, еврейского, турецкого, татарского и другие языки. Е.Дымшиц называет имя Шубина в числе лучших переводчиков грузинского поэта Р.Маргиани вслед за именами Н.Заболоцкого, А.Тарковского, Н.Тихонова (Дружба народов. 1966. №2. С.285).
       Умер Шубин в одночасье, от сердечного приступа, в роковом для поэтов возрасте — в 37 лет. Похоронен в Москве на Введенском кладбище. Наверное, это был момент, когда он просто перестал сопротивляться обстоятельствам, а опасность такой минуты, как подлинный поэт, предугадал и даже назвал причину: «И смерти наступит черед, / Когда не останется в сердце / Простого стремленья вперед...» («Надпись на книге», 1951).

Соч.:
       Ветер в лицо. Л., 1937;
       Парус. Л., 1940;
       Моя звезда. М., 1947;
       Солдаты. М., 1948,
       Дороги, годы, города. М., 1949;
       Избранное. М., 1952,
       Избранная лирика. М., 1966;
       Стихотворения. Поэмы. Воронеж, 1980;
       Стихотворения. М, 1982;
       «Здесь вся моя жизнь...»: Стихотворения, поэма Петрозаводск, 1985;
       Избранное: Стихотворения и поэмы. М., 1988.

Лит.:
       Западов А. О стихах Шубина // Звезда. 1938. №1;
       Бакинский В. Павел Шубин «Парус» // Звезда. 1940. №8-9,
       Коваленков А. Павел Шубин // Знамя. 1957. №5,
       Абрамов А. Человек на войне. Фронтовая лирика Павла Шубина // Север. 1970. №5;
       Абрамов А. В соавторстве со временем. М., 1982;
       Коган А. Павел Шубин. М., 1974;
       Кондратович А. Призвание. М., 1987;
       Рунин Б. Утренний свет // Новый мир. 1988. №11.

М.К.Лопачева



А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я
Оглавление | Все источники






Дата последнего изменения:
Wednesday, 23-Oct-2013 08:40:30 UTC



 





(c) 2017 AZ-libr.ру :: Библиотека - "Люди и книги"